М.Н.Гернет. История царской тюрьмы. (Карательные экспедиции в 1905 году).

Глава 4. Военно-окружные суды и Трубецкой бастион
§ 13. Карательные экспедиции царских палачей в 1905 году и дело об убийстве полковника Мина, рассмотренное военно-окружным судом в Трубецком бастионе

Для подавления декабрьского восстания 1905 года в Москве царское правительство, не довольствуясь безудержной судебной репрессией, создало для расправы с рабочими специальные карательные экспедиции. Особо «отличилась» в этом отношении экспедиция, возглавленная полковником Мином, названного В. И. Лениным «дикой собакой».

В результате действий командира лейб-гвардии Семеновского полка полковника Мина по усмирению московского восстания в декабре 1905 года пролилась кровь рабочих в Москве и на пространстве ста с лишним верст по линии Московско-Казанской железной дороги. В самой Москве главным местом сражения войск под командой Мина с восставшими рабочими была Пресня. Здесь сосредоточились лучшие боевые дружины, которыми руководили большевики. Пресня, переименованная после Великой Октябрьской социалистической революции в Красную Пресню, была подавлена огнем и мечом.

Для расправы с рабочими вне Москвы полковник Мин выделил из своего полка шесть рот под командой 18 офицеров и под начальством полковника Римана. Этот отряд был направлен в рабочие поселки, заводы и фабрики по линии Московско-Казанской железной дороги. Отправляя эту часть полка в кровавый поход, полковник Мин отдал приказ, в котором предписывалось буквально следующее: «...арестованных не иметь и действовать беспощадно. Каждый дом, из которого будет произведен выстрел, уничтожать огнем или артиллериею». Тогда же появились в повседневной печати сначала статьи, а потом и отдельные издания с подробным описанием зверств, совершенных этой карательной экспедицией. Ее жертвами стали расстрелянные без следствия и суда более 150 человек. Автором этих описаний был публицист, лично произведший обследование деятельности карательных отрядов.

Собрав многочисленные и вопиющие факты расправы карательной экспедиции по линии Московско-Казанской железной дороги, автор сделал вывод: «Карательной экспедиции нужно было отомстить народу, безразлично в лице кого. Отомстить сильно, жестоко; несущественно—только отомстить в лице ли истинных виновников революционного движения, или в лице случайно встретившихся невинных людей. Те и другие одинаково дороги народу, одинаково им любимы, а потому в том или в другом виде свое дело сделает. Важна для экспедиции была быстрота действий, которая порождала ужас, решительность и неуклонность военачальников, не останавливавшихся хотя бы на одну минуту раздумья перед совершением величайших преступлений».

Что касается действий полковника Мина в самой Москве, то они начались 16 декабря. Уже 7 декабря генерал-губернатор Дубасов, объявив Москву и всю губернию на положении чрезвычайной охраны, телеграммой 8 декабря просил военного министра командировать в помощь ему часть военной железнодорожной команды. Почти одновременно он обратился с просьбой в Петербург и к великому князю Николаю Николаевичу. По-видимому, само правительство в Петербурге не было уверено в своей безопасности, а потому в присылке войск из Петербурга было отказано. Такой ответ мотивировался отсутствием в Петербурге свободных войск для отправки их в Москву. Но уже 11 декабря Дубасов отправил три телеграммы — военному министру, министру внутренних дел и председателю совета министров Витте. Каждому из адресатов он сообщал о том, что положение становится «очень серьезным», а войск для противодействия восстания недостаточно. Однако и на этот раз, несмотря на вопль генерал-губернатора о спасении, Петербург отказал ему выделить свои войска, пообещав прислать их из района Тула — Смоленск.

Между тем революционное выступление московского пролетариата разрасталось. Уже 7 декабря началась всеобщая политическая забастовка. В первом номере газеты «Известия Советов рабочих депутатов» появился манифест революционных организаций. Утром 8 декабря в саду театра «Аквариум» полиция арестовала десятки человек. Вечером 9 декабря произошли осада войсками училища Фидлера и пушечная стрельба по нему, при этом девять человек было убито и 16 ранено. В ночь на 10 декабря в различных местах воздвигались баррикады. Утром 10 числа происходил обстрел из пушек со Страстной площади по бульварам и в направлении к Триумфальным воротам, было много убитых и раненых. По Страстному бульвару число убитых определено цифрой 11, а по Тверскому — 18. На Тверской улице, у церкви Василия Кессарийского, гранатами были убиты в толпе народа несколько человек. Пушки были применены 11 декабря на Сухаревской площади, в Каретном ряду, на Страстной площади, Неглинном проезде, у Николаевского вокзала и в других местах. На Пименовской улице подобрано 18 раненых. В тот же день, 11 числа, при обстреле Сухаревской площади у Садовой улицы было много раненых и убитых. Приказы высшего начальства жандармам, казакам и драгунам действовать беспощадно приводили к убийству даже детей и безоружных. При обстреле дома Шугаевой близ Петровских линий было ранено до 30 человек. С 12 декабря происходили бои на Пресне и обстрел Прохоровской мануфактуры, и тогда же велась пальба из пушек на вокзальной площади.

С первых дней московского восстания центральная власть в лице министра внутренних дел Дурново подстегивала генерал-губернатора Дубасова скорее расстреливать арестованных-пленных. Уже 10 декабря Дурново запрашивал Дубасова: «Предполагаете ли предавать арестованных бунтовщиков военному суду для непременного и быстрого применения статьи двести семьдесят девятой Воинского устава? Благоволите ответить».

По-видимому, после обстрела училища Фидлера и ареста там дружинников Дурново докладывал об этом царю и получил благословение расстреливать задержанных на месте без суда. В шифрованной телеграмме от 16 декабря министр внутренних дел уведомлял Дубасова, что он докладывал (в телеграмме не указано, кому докладывал) свой разговор с генерал-губернатором и «требуется в отношении фидлеровцев быстрейшее решение и исполнение». Телеграмма заканчивалась многозначительными словами: «в общем принято одобренное вами решение кончать бесповоротно и окончательно в каждом случае на месте».

Послушными и охотными исполнителями этих приказов были непосредственные усмирители московского восстания, начиная от окружного генерала Шейдемана, полковника Мина и кончая жандармами, казаками, солдатами. Генерал Шейдеман в своем приказе от 18 декабря предписывал: «Если будет оказано вооруженное сопротивление, то истреблять всех, не арестовывая никого».

Из донесений Мина и других участников усмирения восстания вырисовывается картина его подавления. Войска разбивали устроенные на улице баррикады, задерживали заподозренных в стрельбе и постройке баррикад, проходили сильными кавалерийскими разъездами весь Пресненский район. Пустили в ход не отдельные пушки, а целые батареи. Объектом стрельбы были крыши и стены Прохоровской мануфактуры и фабрики Мамонтова и промежутки между фабричными корпусами, где можно было предположить дружинников. «Всего тремя батареями за время их действия было выпущено 400 снарядов, из коих 80 батарейных гранат, при прицеле 18—20 линий. Результаты стрельбы были следующие: разрушена столовая и совсем сожжена спальня рабочих, сожжен каменный флигель, который, как потом оказалось, служил складом материалов, произведен двукратный пожар в большом здании Прохоровской мануфактуры, потушенный затем своими фабричными средствами; это здание служило местом заседания революционного комитета. Наконец, был зажжен и выгорел весь корпус фабрики Мамонтова».

Происходила стрельба и по отдельным домам на Пресне. Очевидец этой стрельбы 3. сообщал, как вспыхивали пожары на Пресне, как 17 декабря солдаты производили поджоги, не позволяя жильцам выносить имущество, а 18 декабря жгли дома, разрешая предварительно вынести имущество. На Пресне за два дня было не менее 11—12 пожаров. Одновременно производилась стрельба из таких мест, откуда менее всего могли ожидать жители Пресни. Стреляли из ружей с каланчи пресненской части и с церкви Покрова. Стреляли во всех показывавшихся на улице.

Беспощадность расправы с заподозренными в прикосновенности к восстанию была понята командирами в самом широком смысле. Она выразилась не только в применении к ним оружия, но и в жестоких избиениях арестованных по полицейским участкам. Для характеристики кровавого разгула, воцарившегося в совершенно открытой форме в учреждениях московской полиции, можно привести обращение 19 декабря рабочих и служащих городских предприятий и учреждений к московскому городскому главе Гучкову. Они писали: «Рабочее правление доводит до сведения вашего, что в полицейских частях производится бесчеловечное избиение всех задержанных и арестованных. Избиение производится при участии городовых и пожарных. В депо Пречистенской части пожарные после двухдневного избиения отказались от участия в таковом, так как даже они находят истязания арестованных ужасными. Рабочее правление просит вас принять все зависящие от вас меры, чтобы помочь арестованным и прекратить истязания. Председатель Красников, Секретарь Тимофеев». Городской голова переслал копию этого заявления генерал-губернатору. Стоит ли говорить, что практических результатов такое обращение к генерал-губернатору не имело. Он в это же самое время получал официальные извещения о производившихся расстрелах без суда.

Большое значение имеют для истории подавления московского восстания случаи документального подтверждения о расстрелах без суда в декабре 1905 года. К числу их принадлежит, например, донесение из отряда полковника Мина на сахарном заводе. Капитан генерального штаба Колосов сообщил московскому генерал-губернатору 19 декабря в 11 час. 45 мин. «об убийстве главаря движения Михаила Афанасьева и об аресте Ивана Волкова и Федора Мантулина» (все они бывали на митингах перед восстанием рабочих как делегаты). В тот же день, в три часа этот же капитан доносил генерал-губернатору: «Сейчас расстреляны бывшие делегатами рабочие Волков и Мантулин».

О расстрелах без суда были сделаны и официальные заявления свидетелей. Так, например, один из очевидцев сообщал в московскую городскую управу о расстреле на льду Москвы-реки около фабрики Прохорова студента. На этом же месте накануне, 17 декабря, свидетели видели три лежавших тела.

Мин ничем не брезговал для достижения успеха подавления восстания. Сторожев воспроизвел в своей статье целиком донесение полковника Мина от 21 декабря московскому генерал-губернатору. Он начал свое донесение словами: «Ваше превосходительство! Мне пришло в голову испробовать обнаружить дружину Шмидта следующим образом». Далее он подробно изложил свой план: заставить Шмидта угрозами написать письма главарям восстания, наложить штемпеля на почтовые конверты и доставить их агентами полиции, переодетыми почтальонами, адресатам; в письмах же заставить Шмидта просить адресатов об его освобождении, когда его повезут будто бы на вечное заключение или казнь, и при этом сообщить, что конвой им уже будто подкуплен. Мин предполагал таким образом захватить дружину Шмидта.

Еще до окончательного подавления московского восстания командующий войсками московского военного округа генерал Малахов писал генерал-губернатору Дубасову, что «сердечное спасибо его императорского величества, объявленное войскам за безупречное поведение, усугубило рвение войск по подавлению мятежа». Героем победы признавался командир лейб-гвардии Семеновского полка Мин, хотя его лавры хотели бы оспорить и другие генералы во главе с самим Дубасовым. Все действия полковника Мина по усмирению московского восстания дали основание В. И. Ленину причислить его наряду с такими генералами, как Дубасов, Дурново, и другими подобными представителями отмиравшего строя к «диким собакам».

Прошло восемь месяцев со времени московских расстрелов и высочайшей благодарности усмирителю восстания и награждения его царем. Еще жива была память о расстрелянных участниках восстания и о тех, кто никакого отношения к этому восстанию не имел. И вот 13 августа 1906 г. генерал-майор свиты его величества Мин был убит. В архивном деле об убийстве Мина содержится ряд документов, остававшихся неизвестными. Убийство московского палача было совершено учительницей Зинаидой Коноплянниковой в то время, когда он находился на платформе Петергофской железнодорожной станции в ожидании поезда.

Коридор Трубецкого бастиона Петропавловской крепости

Военный суд по делу Коноплянниковой состоялся 26 августа 1906 г. Накануне суда, 25 августа, департамент полиции уведомлял начальника петербургского губернского жандармского управления о предстоящем 26 августа заседании военного суда в С.-Петербургской крепости в здании Трубецкого бастиона. Вместе с тем предлагалось принять меры во избежание могущих возникнуть при этом уличных беспорядков. Такое опасение было более чем странно, если принять во внимание, что суд происходил в Трубецком бастионе. Впрочем, может быть, департамент полиции опасался каких-либо демонстраций в столице по случаю суда по делу убийства усмирителя московского восстания.

Состав суда был «генеральским»: председательствовал генерал-лейтенант барон Остен-Сакен, обвинял военный прокурор генерал-майор Корейво. От защитника обвиняемая отказалась, хотя он и был назначен ей в лице капитана Сыртланова. Сообщая о ходе судебного заседания, автор рапорта докладывал: «На вопрос о виновности подсудимая заявила, что, не отрицая правильности внесенных в обвинительный приговор фактических данных дела, она, однако, не может признать себя виновною, так как, по ее мнению, с сознанием своей виновности должно быть сопряжено чувство раскаяния, чего у нее совершенно нет и в данном случае быть не может».

Ввиду такого заявления суд нашел возможным сократить судебное следствие, ограничившись из числа вызванных свидетелей лишь допросом жандарма и трех офицеров, присутствовавших при выстреле Коноплянниковой. Речь прокурора была краткой. Подсудимая в своем последнем слове, по словам рапорта, «излагала, видимо заученными фразами языка подпольных листков, свои революционные убеждения». Она привела уже известные нам объяснения мотивов убийства генерала Мина за совершенные им действия при усмирении московского восстания. Заседание суда, открытое в начале двенадцатого часа дня, уже закончилось в половине первого дня, а к двум часам дня был объявлен приговор и притом в окончательной форме. Зинаида Коноплянникова была приговорена к смертной казни через повешение. 29 августа приговор был приведен в исполнение.

Коноплянникова погибла преждевременно и вместе с тем без всякой пользы для дела революции. Террористические акты против отдельных представителей власти, как доказала история, никогда не приводили к смягчению реакционной политики господствующего класса и даже приводили к ее усилению. Большевики, верные марксизму-ленинизму, видели возможность победы революции лишь в торжестве пролетариата и отвергали индивидуальный террор как средство политической борьбы. Это подчеркивал В. И. Ленин, постоянно резко осуждавший индивидуальный террор. Так, например, он писал в 1905 году: «Русский террор был и остается специфически-интеллигентским способом борьбы. И что бы ни говорили нам о важности террора не вместо народного движения, а вместе с ним, факты свидетельствуют неопровержимо, что у нас индивидуальные политические убийства не имеют ничего общего с насильственными действиями народной революции. Массовое движение в капиталистическом обществе возможно лишь как классовое рабочее движение». Через год после этого, выясняя положительные стороны партизанских выступлений боевых дружин, В. И. Ленин в своей работе «Современное положение России и тактика рабочей партии» проводил резкое различие между ними и террористическими актами. Террор, говорил Ленин, был местью отдельным лицам, а партизанские выступления боевых дружин, уже давно образованных социал-демократами, являлись не актами мести, а военными действиями. Террор был заговором интеллигентских групп, а партизанские боевые дружины включали в себя главным образом рабочих. Террор не был связан ни с каким настроением масс, а партизанские боевые дружины были «...несомненно связаны с настроением масс самым явным, самым непосредственным образом». Террор не подготовлял никаких боевых руководителей масс, а партизанские действия боевых дружин готовили боевых руководителей масс. Террор показывал неверие в восстание, а партизанские действия являлись необходимой составной частью восстания.

Литература:

• ЦГИА в Москве. Фонд департамента полиции, 1906, № 8, т. 1,. «О порядке утверждения и смягчения приговоров военных
• ЦГВИА в Ленинграде. Главное военно-судное управление, 1906, № 31, фонд 9, отдел 1, «Об отмене смертной казни и др. вопросам, возбужденным в Государственной думе»
• ЦГВИА в Ленинграде. Главное военно-судное управление, 1907, № 17, фонд 9, «По делу об убийстве генерал-лейтенанта Павлова».
• ЦГВИА в Москве. Дело штаба войск гвардии и Петербургского военного округа. Военно-судное отделение, 1907, № 8627, фонд 11.
• Очерк «Матрос Николай Егоров» в сборнике «Царский флот под красным стягом», 1931.
• В. Владимиров, Карательная экспедиция отряда лейб-гвардии Семеновского полка в декабрьские дни на Московско-Казанской железной дороге, М., 1906, стр. 6 и статья «Современные казни» в сборнике «Против смертной казни», под ред. М. Н. Гернета и др. М., 1906.
• Газета «Русские ведомости» 19 декабря 1905 г. № 324, «Революция в Москве».
• ЦГИА в Москве. Дело департамента полиции, 7 делопроизводство, 1906, № 8, ч. 34, «О вооруженных нападениях и грабежах, о посягательстве на жизнь должностных и частных лиц, об изготовлении и хранении бомб в Московской губернии»
• В. Сторожев, «Ф. В. Дубасов и Г. А. Мин на Пресне в 1905 г.» (по данным секретного отделения канцелярии московского генерал-губернатора), «Голос минувшего» 1918 г. № 4-6
• «Красный Архив», тт. XI—XII, 1925, стр. 389—390.
• ЦГИА в Москве. Дело департамента полиции, 7 делопроизводство, 1906, № 8, ч. 34, «О вооруженных нападениях и грабежах, о посягательстве на жизнь должностных и частных лиц, об изготовлении и хранении бомб в Московской губернии».
• ЦГИА в Москве. Дело департамента полиции, 7 делопроизводство, 1906, № 7934, «Об убийстве свиты его величества генерал-майора Мина» (лл. 54—55).
• В. И. Ленин, Собрание сочинений, разные тома.

Далее: Борис Савинков. Воспоминания террориста (Подготовка покушений на Мина и Римана)